Как сообщают новогазетчики, дизайнер Хасан Бахаев разместил у себя в фейсбуке несколько фотографий из судебных дел «жертв» так называемых «сталинских» репрессий. Он обработал эти снимки так, что изображённые люди оказались «переодетыми» в современную одежду, стилистически осовременены. Цель данного «креатива» — сделать «жертв» ближе и понятнее обывателю, вырвать их, так сказать, из контекста далёкого и непонятного прошлого и показать, мол, — смотри, они были такими же, как и ты! Таким незамысловатым психологическим фокусом добиваются эффекта, чтобы зритель неосознанно ассоциировал «жертв» с собой или своими родственниками, друзьями.
Однако интерес представляет не сама акция, а комментарий авторши заметки:
«Как сделать, чтоб в мире, где каждый день в новостях рассказывают об очередных сотнях жертв терактов или стихийных бедствий, где войны стали „фоновыми“ событиями, где эмпатии не то что на людей, погибших десятки лет назад, на друзей и соседей с трудом хватает, — чтоб в таком мире все эти пустые, зряшные слова о том, что в прошлом „должны содержаться уроки“, что оно „не должно повториться“, что-то значили на деле, а не были пустыми лозунгами?».
Т.е. либералка открыто признаёт, что, во-первых, при рыночной жизни теракты и войны — заурядное, повседневное явление, что ежедневно тысячи людей становятся жертвами капитализма, ибо войны есть ни что иное, как обычная рыночная конкуренция между государствами, а «международный» терроризм имеет конкретных спонсоров в виде буржуазных спецслужб и отдельных магнатов; во-вторых, на фоне бесчисленных жертв рынка «жертвы коммунизма» выглядят, мягко говоря, блекло, поэтому приходится прибегать к разным психологическим ухищрениям.
Далее либералка озвучивает ещё одну откровенность:
«Да, человек в принципе создание толстокожее и забывчивое — иначе он просто не выжил бы».
Остаётся лишь добавить, что не выжил бы при рыночной экономике, где человек человеку конкурент, а хороший конкурент — это мёртвый конкурент. Либералка, как собственно все адепты капитализма, делает вид, будто бы «толстокожесть», равнодушие к чужому горю, эгоизм — это, якобы, природные качества человека, а вовсе не следствие мизантропического рыночного бытия, которое определяет общественное сознание.
Признав, что достучаться до покрытого защитной скорлупой равнодушия сердца обывателя слезливыми стонами о «кровавых» репрессиях большевиков не удастся, либералка пишет, что:
«…надо просто знать, вызубрить, причем вызубрить сообща, всенародно. Закрепить у себя на подкорке: здесь всего лишь несколько поколений назад совершалось нечто античеловечное, погибали невинные люди, их убивала тоталитарная власть, тоталитарная власть преступна».
Какой же всё-таки либералы непоследовательный народ! С одной стороны, переживание по поводу того, что «переодевание» давно умерших людей — это «покушение на их личность», а с другой стороны, призыв вгонять целому народу что-то там в «подкорку», как видно, не интересуясь, хочет он того или нет! Как прикажете понимать выражения «вызубрить всенародно», «закрепить в подкорке»? Я считаю, что их возможное истолкование лишь одно — нужно выдрессировать население, как собачку Павлова, чтобы у него при словах «Сталин», «коммунизм», «СССР» срабатывал условный рефлекс! И скажите мне, пожалуйста, разве это не тоталитаризм, который клеймят оппозиционеры? Разве это не насилие над личностью, о которой так пекутся наши доброхоты-либералы? А всё очень просто — поскреби хорошенько любого либерала и очень быстро под блестящей фольгой гуманизма и борьбы за права человека обнаружишь звериное рыло фашиста.
Все эти господа латынины, быковы, венедиктовы, дай им только волю, с удовольствием бы устроили инквизиторские кострища из «тоталитарной» литературы, загнали в лагеря всех «совков» и, если позволят технологии, прошили бы «подкорку» каждого гражданина чипом, чтобы тот не забыл ненароком о страшных преступлениях большевиков. Недаром же Гитлер в одной из своих речей провозгласил, что его партия могла бы называться либеральной.
Леваки предпочитают держаться, как утопающий за спасательный круг, за определение, данное на Конгрессе Коминтерна Димитровым, совершенно игнорируя марксистское требование каждое определение оценивать с учётом исторического контекста. Они утверждают, будто между фашизмом и либерализмом во-о-от такая разница. Сущность историко-политической обстановки, в которой действовал Димитров, заключалась в том, что имело место серьёзное разногласие в лагере империалистов и необычайно важным было спровоцировать империалистов Англии, Франции и США на немедленную борьбу против империалистов Третьего рейха.
Именно поэтому Димитрову в определении фашизма было важно вывести на передний план именно различия между демократической формой империализма и фашистской, поставить на них главный акцент. Но на самом-то деле никаких принципиальных различий между фашизмом и буржуазной демократией (либерализмом) нет, ибо они в равной степени защищают институт частной собственности. Вместе с тем, жестокость олигархического террора не зависит от того, осуществляется ли буржуазная диктатура демократически избранным парламентом и полицейскими, соблюдающими букву закона, или фюрером со штурмовиками, не соблюдающими букву закона.
Разве не фашизмом являлась деятельность Комиссии по антиамериканской деятельности, маккартизм, а затем рейганщина? Возможно, кто-то возразит мне, что, мол, масштабы не те, однако реальная вероятность революции в США была в разы меньше, чем в Германии, тем не менее, американские магнаты оказывали колоссальное политическое давление на своих граждан, так сказать, в превентивном порядке.
Разве не фашисткой практикой являлись напалмовые и биологические бомбёжки Вьетнама, бойня в Корее, вторжение в Ирак, Ливию, Сирию, Йемен? Могут ли господа догматики-начётчики назвать принципиальное различие между геноцидной внешней политикой демократических США и фашистской Германии? Догматик рассматривает явления метафизически, т.е. в застывшей форме, не понимая, что при капитализме существуют и развиваются одновременно и либерально-демократические и фашистские течения; эти течения не только не противоречат друг другу, но, при определённых обстоятельствах, плодотворнейшим образом сотрудничают, точно так же, как сотрудничали американские либералы и фашистские офицеры в борьбе против СССР после Второй мировой войны.
Но вернёмся же к вопросу о репрессиях, с которого всё началось. Несомненно, черепахой, на которой стоят слоны антикоммунистической пропаганды, является т.н. «Большой террор», или же «Большая чистка». Однако официальная трактовка событий 37-38-хх гг. с логической точки зрения вызывает множество вопросов и сомнений.
Во-первых, решительно не понятны мотивы, в чём была необходимость проводить массовые репрессии? Нэпманы и кулаки были давно разбиты, троцкистская оппозиция разоблачена, остались одни лишь заговорщики и шпионы, но для их ликвидации достаточно точечных ударов. Либеральные утверждения о том, что Сталин, якобы при помощи массовых репрессий стремился укрепить свою власть, не выдерживают никакой критики. В самом деле, разве Сталину в 37-м году требовалось что-то там укреплять? Его авторитет в Партии и народе был непререкаем.
Во-вторых, не понятно, зачем нужно было проводить репрессии тайно, подковёрно, с грубейшим нарушением УПК? Если бы Сталин открыто объявил о необходимости нанести массированный удар по врагам народа, разве рабочий класс не поддержал бы его? И какая была необходимость в борьбе против врагов народа идти в обход социалистической законности, орудовать внесудебными органами — «тройками» и «двойками»?
В-третьих, неясной остаётся роль прокуратуры и Вышинского.
В-четвертых, официально озвученная цифра в 700 тыс. расстрелянных за полтора года выглядит малоубедительно. И вот почему:
а) все данные по количеству расстрелянных берутся из каких-то опосредованных источников: справок, выписок, обрывков. Причём, вот какая странная вещь — в сборниках архивных документов публикуются бумаги с числом приговоренных к расстрелу, а отчётные документы о приведении приговоров в исполнение — нет. Мы ведь должны понимать, что приговорить к расстрелу ещё не значит расстрелять, расстрел могли заменить другими мерами социальной защиты. Вообще документы публикуются как-то крайне избирательно, прямо как подгоняются под одну конкретную концепцию.
б) расстрелять столь значительное число людей совсем не такая простая задача с технической точки зрения, особенно учитывая, что численность всего оперсостава (т.е. тех, кто только и мог вести следствие и приводить приговоры в исполнение) ГУГБ, включая областные, республиканские и краёвые отделения, в 1938 году составляла всего 15 тыс. человек.
в) провести незаметно для народа и рядовых партийцев столь масштабную операцию, требующую множество различных исполнителей, да ещё за такой короткий срок, представляется чем-то совершенно фантастическим. Весть о массовых расстрелах (более 1000 человек в день) не могла не вызвать гигантскую реакцию в обществе. Но ни малейшего намёка на общественные волнения, как в качестве поддержки, так и негодования, в опубликованных документах и прессе мы не находим.
Не меньшие сомнения вызывает и Приказ №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», который, как принято считать, положил начало «Большого террора». Далее привожу цитату из статьи тов. Федотова:
«На возможность фальсификации указывают следующие обстоятельства:
— Откровенно „затрапезный“ вид данного документа. Приказ Наркома внутренних дел почему-то набран даже не на официальном бланке. Для сравнения, даже гораздо менее значимые документы, регламентирующие исполнение данного приказа выглядят серьезнее.
— Ряд моментов, указывающих на нарушение порядка управления. К примеру, Нарком внутренних дел почему-то лезет в дела судебных органов и прокуратуры, определяя состав „троек“ и порядок их работы. Еще более не понятно, какое отношение имеет Нарком внутренних дел к определению меры наказания. Ведь в соответствии с документом репрессируемые делятся на две категории, для первой из которых в качестве меры наказания указывается расстрел (правда, по решению тройки), а по второй — определенные сроки заключения. Порядок ареста и ведения следствия — это все, опять же, зона ответственности Прокуратуры СССР, а отнюдь не Наркомата внутренних дел.
В общем, создается впечатление, что либо документ был подредактирован или вовсе полностью написан в начале 90-х; либо это не приказ, а проект приказа, который впоследствии мог быть исправлен с удалением оттуда явно противозаконных пунктов; либо, если документ все же подлинный именно в таком виде, то он должен быть дополнен еще целым рядом приказов, распоряжений и постановлений, конкретизирующих положения приказа».
Таким образом, ни логическим, ни документальным путём мы не находим убедительных доводов о том, что в 37-38-х годах имели место именно массовые репрессии, во всяком случае в том виде, в каком они изображаются в официальной буржуазной трактовке.
Будет полезным также обратить внимание на сам термин «репрессии». В обывательском уме «репрессия», а тем более «массовые репрессии», означает незаконную, внесудебную расправу преимущественно по политическому мотиву. Между тем, и в советской и в современной, буржуазной юриспруденции спокойно существуют понятия «уголовная репрессия», «уголовно-репрессивный аппарат». Негативное толкование репрессиям в массовом сознании придал Хрущев на XX Съезде, объявив их незаконным, преступным деянием, а вслед за троцкистом Хрущевым они объявляются таковыми и либералами.
Подводя итог, следует указать, что всем просоветски настроенным историкам, вроде Д. Лыскова, И. Пыхалова, вместо скрупулёзного штудирования всевозможных выписок и справок о «массовых» репрессиях, следовало бы крепко задуматься над вопросом «а был ли мальчик?». Действительно, от действий Ежова и его подручных — многие из которых были еще из старой, ягодовской шайки — пострадало энное количество невиновных граждан, но ничем не доказано, что это сотни тысяч человек.
В советских органах, как впрочем и в любых других, попадались волюнтаристы, бюрократы и просто сволочи, нарушавшие закон, но, позвольте, причем здесь советская власть и Сталин? Между прочим, исполнители не с неба падают и не из пробирок выращиваются; на момент 37-го года Советам было всего 20 лет, и было бы верхом наивности полагать, что за два десятка лет возможно коренным образом поменять психологию и привычки целого народа, воспитанного в лоне варварского феодализма и дичайшего капитализма! Многие столетия аристократы с младых ногтей приучали массы к пыткам, казням, массовым поркам, к самому грубому и омерзительному насилию, и оно въелось — не могло не въесться — в психику масс не хуже табачного дыма, и чтобы целиком очиститься от этого, необходимо смениться не одному поколению людей. Советская власть работала с людьми, которые были воспитаны людоедским царизмом, чего категорически не желают учитывать либеральствующие субъекты.
Весь этот плач Ярославны про то, что «несколько поколений назад совершалось нечто античеловечное, погибали невинные люди» — не более чем грязное лицемерие. На самом деле либералам плевать, действительно ли эти люди были осуждены с нарушением советского УПК или нет, ибо для них всё государство диктатуры пролетариата изначально преступно и незаконно, что соответствует интересам класса капиталистов. Но либералы ведь не могут открыто признать свою классовость, вот и приходится им прикрываться т.н. «общечеловеческими ценностями», до поры до времени, пока для них ещё не выдают коричневую униформу и шмайссеры.
Р.Огиенко